глава «ГАЗНИЙСКИЙ БАТАЛЬОН».
…Что такое Газни?
Это административный центр одноименной провинции Афганистана, располагающийся на высокогорном плато с трех сторон окруженный горными хребтами. В городе проживает 32 тыс. жителей. По традиции это местный центр торговли и ремесел (здесь развито изготовление шуб из овчины, а также производство медной посуды.) Населенный пункт - без намеков на планировку, дома одноэтажные глинобитные или из сырцового кирпича, с плоскими крышами. Застройка в основном плотная. Улицы узкие, грязные в дождь становятся малопроходимыми. Санитарное состояние из рук вон плохое. Водой население снабжается из бурной речки шириной менее десяти метров, глубиной 0,5-1метр.
Наш 177 отдельный отряд специального назначения (в/ч пп 43151, позывной «Лаура») пришел в провинцию Газни весной 1984 года с целью перекрытия основных караванных маршрутов из лагерей оппозиции на территории Пакистана.
До этого местом его постоянной дислокации было знаменитое Панджшерское ущелье, город Руха, где он являлся первой советской частью, вставшей постоянным гарнизоном. Там боевая деятельность батальона была мало связана с его прямым назначением, но именно в Панджшере он закалился в боях. Как известно, в том районе состоялось шесть крупномасштабных операций. Самой громкой за всю афганскую войну стала операция 1982 года. По ее итогам, заместитель главного советского военного советника в Афганистане генерал-лейтенант Д. Г. Шкруднев, в частности, сказал: «Боевые действия войск по уничтожению мятежников в районе Панджшера нельзя сводить к обычной акции по уничтожению бандформирований. Если в операциях, проведенных до этого времени, войска, как правило, имели дело с одной или несколькими объединенными в группу бандами, не имеющими определенного, заранее разработанного плана ведения боевых действий, то в Панджшере мы встретились с заблаговременно подготовленной, хорошо продуманной системой обороны и огня в горах, хорошо обученными, отличающимися высокой стойкостью, довольно многочисленными бандформированиями противника, объединенными единым командованием и единым планом действий. Поэтому эту операцию нужно отнести к разряду войсковых, проведенных в сложных условиях высокогорья... Подобного рода боевых действий с применением таких сил и средств наши Вооруженные Силы не имели с 1945 года...».
В Панджшере полновластным хозяином ощущал себя Ахмад Шах Масуд, возглавлявший отряды «Исламского общества Афганистана» (ИОА). В обширной долине реки Панджшер, протянувшейся на 70 километров при ширине 12 километров, простирающейся вплоть до пакистанской границы, имеющей огромное количество пещер, нор, ущелий, перевалов, господствующих высот, проходов, прилегающих к основной долине и имеющих свободный выход в различные районы и на основную автомагистраль, соединяющую Кабул с СССР через перевал Саланг. Именно поэтому Панджшер, к тому же имеющий значительные богатства изумрудов, рубинов и лазуритов, позволяющие мятежникам свободно ими торговать и закупать необходимое вооружение, боеприпасы и снаряжение, и был избран для размещения так называемой центральной партизанской базы Ахмад Шаха. Он создал здесь хорошо оборудованную систему обороны, огня и управления мятежными силами, действующими на огромной жизненно важной территории.
Было решено подготовить и провести крупномасштабную операцию для уничтожения существующей там базы мятежных формирований.
Общим замыслом боевых действий предусматривалось нанесение главного удара по противнику в долине реки Горбанд. Решающую роль должны были сыграть тактические воздушные десанты с одновременными действиями сухопутных войск. В общей сложности привлекалось 12 тысяч воинов.
Общая глубина операции доходила до 220 км., ширина полосы наступления с учетом действий артиллерии и авиации - 60 км., продолжительность операции –13-15 суток.
К концу дня 15 мая первые советские части, совершив марш, сосредоточились в районе Чарикара. К этому времени на аэродром Баграм начали прибывать десантируемые части. Действуя согласно плану, в ночь на 16 мая наши разведчики (в том числе и 177 ооСпН) захватили почти без боя все господствующие высоты у входа в долину Панджшер. С 4 часов утра 17 мая началась крупномасштабная Панджшерская операция. Вначале был нанесен мощнейший авиационный и артиллерийский огонь на максимально возможную глубину занимаемой противником территории, затем состоялось его уничтожение сухопутными войсками в долине, и массовыми десантами на пути отходящих и подтягивающихся группировок мятежников. Очень помог захват разведчиками господствующих высот.
В операции участвовали 104 советских вертолета и 26 самолетов, а также часть афганских машин. Были высажены 4200 десантников. В долине решительно действовали мотострелковые дивизии. При этом батальоны шли по горам, при поддержке артиллерии и вертолетов захватывали высоты, ущелья, тропы, выходящие к долине, и прикрывали продвижение передового полка, двигавшегося по долине на БМП и БТР.
Не надо думать, что люди Ахмад Шаха не оказывали сопротивления. Оказывали, и еще какое! Оборона в горах Гиндукуша была организована на уровне регулярной армии, а фанатичность мятежников, пожалуй, превосходила все то, с чем ранее сталкивались наши солдаты. Практически боролись две отменно обученные армии.
Наши разведчики и десантники, закрепившись на отбитых высотах, основными силами вели бои на окраинах и в населенных пунктах, где застигнутые врасплох «духи» пытались вырваться из окружения, вступая даже в рукопашные бои. Едва темнело, как они отчаянно начинали штурмовать высоты, стремясь вернуть утраченное преимущество. Несколько сотен моджахедов с диким устрашающим ревом то и дело бросались на наших ребят. Но спецназовцы держались стойко, отражая «психические» атаки.
Все ли удавалось нашим войскам в ходе операции? Конечно, нет. Фронтальное наступление по отдельным направлениям подчас не приводило к успеху. «Утюжка» артиллерией в горах себя не оправдала. Тактика и формы маневра постепенно менялись. Главным было захватить господствующие высоты. Это делали вертолетные десанты и так называемые обходящие отряды. Но они часто не достигали желаемого, то и дело утыкаясь в скалы и глубокие ущелья, которые не могли преодолеть. Приходилось возвращаться назад и искать обходы. Позарез требовались специальные альпинистские подразделения, а их не было. И здесь афганская природа проверяла наших спецназовцев на выносливость и психологическую устойчивость. Разведчики были вынуждены около 20 суток действовать в очень тяжелых условиях высокогорья на высотах 3-4 тысячи метров, как правило, в пешем порядке, с полной боевой выкладкой до 40 кг.. Неясность обстановки, когда не знаешь, откуда последует нападение, давила на психику разведчиков. Потеря в весе у разведчиков за неделю в горах составляла до десяти кг.
Особенностью было и то, что впервые десанты пролетали через перевалы на высоте до 5000 метров, впервые им подавались боеприпасы, вода, продовольствие на высоте до 3500 метров. Не все здесь было отлажено, грузы сбрасывались с 70—100 метров, часть их утрачивалась, емкости с водой разбивались.
Разведданные, без которых нечего было и мечтать о выполнении операции, в определенной степени подтвердились, но далеко не все. Многое в обороне осталось не выявленным. Как самокритично признал тогдашний заместитель начальника разведки армии подполковник И. П. Иваненко, «...из-за отрывочных и часто противоречивых данных, а также их несвоевременного получения разведке армии не удалось выявить местоположение руководства бандформирований во главе с А. Шахом и обеспечить его захват».
Но эти и другие промахи и просчеты в конечном результате не повлияли на исход Панджшерской операции.
«В ходе операции мы уничтожили несколько тысяч мятежников, — подытожил НШ армии генерал-лейтенант Н. Г. Тер-Григорьянц, — многих пленили и отправили в Кабул. Наши потери оказались незначительными, вот только раненых, в основном в ноги, было достаточно много. Взяли огромные трофеи, особенно боеприпасы. Склады Ахмад Шаха были забиты продовольствием, прежде всего пшеницей и сахаром. Раздали его жителям Панджшерской долины».
Операция закончилась, и встал вопрос, что делать? Как стало известно, руководство контрреволюции бросило клич: отомстить советским воинам при их выходе из Панджшера. Часть уцелевших мятежников притаилась в пещерах, норах, трещинах скал и совершала внезапные нападения на наши подразделения. Это требовало повышенной бдительности и крайней осторожности от спецназовцев, которые прикрывали выход советских войск. Именно эта операция убедительно показала командованию армии необходимость пересмотра способов оперативного применения в условиях ДРА спецназа. Впоследствии во многом благодаря успешным действиям спецназа против отрядов полевого командира Ахмад-Шаха Масуда, мятежники пошли на перемирие в этом районе, но и потери отряда составили там около 30% от всех потерь за 7 лет пребывания в Афганистане. Например, только за 1982 год отряд потерял убитыми 50 человек и двое пропали без вести. Начальник разведки сухопутных войск генерал-лейтенант Ф.И.Гредасов о том драматическом периоде вспоминал:
«Думаю, что здесь уместно сказать о подвиге офицера-разведчика В.Г.Радчикова из 177 ооСпН. У него в Панджшере в результате подрыва на минном поле в бою были оторваны ступни обеих ног. После излечения в госпитале Валерий нашел силы и мужество вновь пробраться в Афганистан. Долго просил командующего войсками ТуркВО Ю.П.Максимова оставить его в Афгане, направив его в свою родную роту, «ребята которой» вынесли его с поля боя. И все-таки Юрию Павловичу пришлось уступить. Радчиков с честью выдержал все немыслимые физические и нравственные испытания и трудности, участвуя в боевых операциях и преодолевая на протезах в горных тропах завалы, чтобы вновь утвердиться в жизни и продолжать военную службу. Мне лично пришлось докладывать маршалу С.Л.Соколову о нем. Как-то прибыв в штаб 40 ОА, Сергей Леонидович лично увидел Валерия в тот момент, когда тот упорно преодолевал крутые лестницы дворца Топайи Таджек, направляясь на службу в разведотдел армии. Позднее Радчиков успешно окончил военную академию. В звании полковника погиб в автомобильной катастрофе».
Но батальон мало находился на одном месте. То и дело подразделения отряда выполняли частные боевые задачи по реализации разведданных во многих провинциях Афганистана. Так памятным для разведчиков стало 13 января 1984 года, когда усиленная рота отряда с приданным танковым взводом и двумя ротами афганской республиканской армии блокировали кишлак Вака в районе Суруби. Как позднее пояснял руководитель той операции, командир отряда подполковник В.Квачков им была поставлена задача обнаружить и захватить караван с оружием и боеприпасами. Однако агентурные данные не подтвердились, а спецназовцы наткнулись на крупное вооруженное бандформирование, с которым вступили в бой. В момент окружения отряда превосходящими силами моджахедов, афганские военнослужащие самовольно оставили указанные им позиции и ушли. Полтора суток наши разведчики вели неравный бой в окружении и только поддержка советской артиллерии и авиации позволила отряду выйти из района боевого столкновения, потеряв при этом четырнадцать человек убитыми. Вскоре после этих событий подполковник В.А.Грязнов, заменивший раненого и контуженого командира отряда, успешно завершил передислокацию его на новое место в высокогорный район под Газни. В ноябре 1984 года капитана Б.М.Кастыкпаева сменил майор десантник Вячеслав Васильевич Юдаев (скончавшийся от ран в мае 1987 год в Пскове). Это было сложное время замен офицеров и начала большой кадровой неразберихи.
За лето и осень 1985 года в отряде произошла ротация кадров, в результате чего сменился почти весь офицерский состав, включая комбата и всех его заместителей. Сложилась ситуация, когда основная масса офицеров того штата отряда до службы в Афганистане не имела, за редким исключением, ни малейшего понятия о специфике действий войск специального назначения.
Гредасов Ф.И. вспоминал: «Вся эта чехарда с оргштатной перетряской частей и соединений спецназа свидетельствовала о недооценке командованием в тот момент роли и значения специальных форм боевых действий».
Большую роль в улучшении качества командного состава сыграл факт передачи отряда в состав 15 бригады специального назначения под командованием комбрига подполковника Владимира Матвеевича Бабушкина, штаб которой был передислоцирован из Чирчика в Джелалабад. Как показало время эта реорганизация пошла на пользу делу и придала действиям разведчиков большую осмысленность. В батальон начали приходить офицеры, большинство из которых уже имело опыт службы в частях специального назначения. Некоторые из них пришли на повышение из воюющих в ДРА отрядов спецназ.
Посильную помощь командирам в воспитании личного состава и поддержании морального духа, укрепления воинской дисциплины оказывали старший лейтенант В.М.Емельянов, майор М.З.Муратов, капитаны В.А.Бондаренко, В.А.Мовенко, майоры В.В.Волош и И.Б.Мясников, которые в разные годы являлись замполитами отряда.
Обустроившись в Газни, с началом холодов батальон приступил к выполнению своих основных задач. Холодная зима наложила свой отпечаток на специфику боевой деятельности отряда. В это время она сводилась к облету местности с воздуха досмотровыми группами да редким выходам на поиск и уничтожение складов. При подъеме в горы, окружающие плоскогорье, группы спецназ, высланные для проведения засад, особо страдали от холода. Разведчики жаловались, что к утру полуторалитровые фляги с водой промерзали почти на треть, как их ни пытались уберечь от мороза. Приходилось раздалбливать лед через горлышко шомполом.
Из-за сильных снегопадов горные перевалы были непроходимы для автомобильной техники «духов», а вьючные караваны в этой местности встречались редко. Ведь провинция Газни находилась в глубине страны, и тащить оружие и боеприпасы в такую даль на верблюдах командование мятежников, по-видимому, считало нецелесообразным.
Зима угнетающе действовала и противника, духи в это время года не предпринимали интенсивных действий. Разведчики шутили по этому поводу, что у нас с мятежниками зимнее перемирие до весны. В этой связи отряд занимался разведкой на себя, а основным видом боевых действий стала чистка кишлаков и базовых районов противника в горах силами всего отряда.
Кроме нашей спецназовской части, недалеко, в пятистах метрах друг от друга были расположены 191 отдельный мотострелковый полк, а также медико-санитарный батальон. В двенадцати километрах от отряда находился полевой аэродром 239 смешанной вертолетной эскадрильи.
Что представлял из себя наш военный городок, или, как принято тогда было говорить, пункт постоянной дислокации (ППД)?
Он располагался на ровном плато у горы Пачангар высотой 2424 м над уровнем моря. Лето на плоскогорье стояло жаркое. Температура воздуха днем составляла 25-30 градусов, ночью 20-25, что существенно отличалось от субтропического климата Джелалабадской низменности и переносилось легче. Растительность была очень скудная, в основном засухоустойчивые травы (полынь, ковыль, типчак). Правда вблизи афганских населенных пунктов росли и сады, и виноградники.
Городок мало изменился с первых лет размещения здесь отряда. Личный состав жил в стандартном палаточном городке. Перед палатками подразделений стояли уставные грибки дневальных, бойцы были одеты и зимой, и летом в бронежилет и каску. Разведчики войск спецназа бронежилеты не носили никогда, а вот для дневальных и часовых они выделялись. Солдаты их ненавидели, поскольку они были тяжелы. Летом грели как сковородки, а толку было мало, особенно когда работали снайперы.
Со временем рядом с палаточным городком построили стандартное металлическое здание столовой и два щитовых модуля под штаб и общежитие офицеров. Недалеко за оградой из колючей проволоки размещался автопарк, где под открытым небом стояла боевая и автомобильная техника.
Перед штабом отряда командиры и политработники силами местных умельцев поставили величественный памятник погибшим при выполнении боевых заданий, ставший одним из лучших в 15 обрСПН. Сто шестьдесят фамилий на его плитах напоминали о нелегком боевом пути, что прошел этот батальон по афганской земле. Ему пришлось с лихвой хлебнуть и пролить кровушки. Он был из тех самых первых легендарных, что называли «мусульманскими». Общеизвестно, что в срочном порядке его сформировали в Капчагае в Среднеазиатском военном округе на базе 22 бригады спецназ. 21 октября 1981 года его ввел в ДРА первый командир майор, а затем подполковник Керимбаев Борис Тукенович.
29 октября 1981 года 177 ооСпН приступил к выполнению боевых задач в районе н.п. Маймене, затем в Рухе, Гульбахаре, и вот, наконец, с 1984 года в Газни…
С июля 1985 по сентябрь 1986 года частью командовал майор Попович Алексей Михайлович.
1 октября 1986 года батальон принял новый командир майор Блажко. Личность и обаяние этого мужественного и неординарного офицера сыграли особую роль в истории отряда. О нем следует рассказать подробнее. Подчиненные с любовью величали его на украинский манер - Батько Блажко. Называли так, потому что Анатолий Андреевич по национальности был украинцем. Корешки его рода пошли из села Гуменки Каменец-Подольского района Хмельницкой области, где живут его многочисленные родственники и поныне.
Родился будущий легендарный командир спецназа 12 августа 1953 г., в семье профессионального военного в г. Самарканде, Узбекской ССР, куда забросила их судьба и приказ командира. Толик рос бойким мальчишкой с детства увлекающимся многими видами спорта. Но были и особые привязанности, например, он очень даже не плохо играл в футбол, сначала в команде юношей, в сборной города, а потом и области. Он был не по годам высок и спортивен, потому уже в 15 лет являлся штатным игроком сборной команды Самаркандской учебной дивизии по футболу. А через год, завершив учебу в школе, молодой спортсмен стал курсантом высшего танкового командного училища. О своей семье он с гордостью рассказывал: «Я вырос в военном городке, мой отец был прапорщиком, ветераном Великой Отечественной войны. Андрей Арсентьевич родился в 1924 году и после освобождения от фашистов Хмельницкой области был призван в армию. Войны на его долю хватило с лихвой, а в Чехословакии отец получил тяжелое ранение и эвакогоспиталем вывезен в Среднюю Азию. Там и встретился с моей матушкой Елизаветой Николаевной, ставшей ему женой. Жили молодые сначала в Ашхабаде, а после землетрясения, разрушившего город до основания, отца перевели в Самарканд, там и прослужили, почти всю жизнь. Мы с братом пошли по стопам отца и стали офицерами. Мне суждено было стать полковником, а брату подполковником железнодорожных войск».
Женат Анатолий Блажко на красивой женщине литовке Аурелии Антановне Валюте. Ее отец литовец, Антанос Владиславович Валюс, был категорически против брака дочери с русским офицером. «Я познакомилась с Анатолием Андреевичем, - вспоминает супруга Блажко, - на праздник 23 февраля. В тот момент я училась в школе культуры, а он служил в местной воинской части. Он мне понравился, как говорят, с первого взгляда. Образ настоящего мужчины у меня сформировался под влиянием популярного в то время польского фильма «Четыре танкиста и собака». Среди главных героев там был грузин Георгий, вот его образ мне запомнился и, как говорят, запал в душу. В молодости у Блажко было очень много похожего на этого киногероя. В общем, познакомились мы в тот памятный вечер, и он мне сразу же предложил выйти за него замуж. А мне тогда не было еще и восемнадцати. Мое знакомство с русским офицером резко осудили в училище культуры и даже вызвали родителей на помощь и разбирательства. Мой отец был просто шокирован моим выбором. Дело в том, что он и десять его родственников в свое время были репрессированы, получили длительные сроки, которые провели в Сибири. Так что понятно – все, что было связано с Россией, вызывало у него лютую неприязнь. Я тогда девчонкой была и не очень разбиралась в воинских званиях, поэтому как бы выходила замуж за солдата, а Толик гордо тогда меня поправил: «Я не солдат, я, старший лейтенант Советской армии!».
Напор семьи я выдержала, высказав свои убедительные аргументы, что этого человека я люблю, и он будет моим мужем. Отец уступил, после чего вся наша родня дружно и мирно сыграла нам настоящую национальную литовскую свадьбу, а после свадьбы мы жили некоторое время на хуторе Гильчай. К тому времени я уже закончила школу культуры, а потом в 80-м году Блажко перевели на Север в Печенгу, где у нас родился сын Олег. У Анатолия чисто мужской характер, с ним нелегко жить, но он дома совсем другой, чем на службе, и об этом знаю только я. Знаю, как на него повлиять, он бывает резок, сначала вспылит, а затем сделает все, что у него просишь.
Характерно, что он до сих пор тоскует об Афганском времени. Это самый дорогой период в его жизни. Сейчас, когда бывает спит плохо, я его на утро спрашиваю: «Что тебе приснилось?».
Он отвечает: «Война».
- Какая война?
- Афганская».
По чистой случайности, профессиональный танкист, инженер по эксплуатации бронетанковой техники и автомобилей попал служить в разведку. А произошло это в Прибалтийском военном округе, где кадровики в сентябре 1979 года назначили старлея командиром разведывательной роты 287 гвардейского мсп 3 гвардейской мотострелковой дивизии. Это решение оказалось судьбоносным. В восьмидесятом году он командует разведывательной роты 19 мсп 131 мсд 6 общевойсковой армии ЛенВО. С должности начальника разведки полка в августе 1982 года Блажко переезжает в Москву на учебу в Военную академию бронетанковых войск им. Р.Я. Малиновского. После выпуска он получает распределение на Дальний Восток, где с июня 1985 по октябрь 1986 командует отрядом специального назначения в Уссурийской бригаде спецназ. А потом начинается его Афганская эпопея. Именно в ТуркВО состоялось его восхождение в спецназе, он оказался востребован - возглавил отряд, а позднее соединение спецназначения. Прослужив два года в Газни, он уже ждал замещика, когда неожиданно был приглашен на беседу к начальнику штаба армии генерал-майору Ю.Грекову. В кабинете, кроме него, находился начальник направления ГРУ Герой Советского Союза полковник В.Колесник. Начальник штаба армии предложил комбату остаться на третий год.
- Хорошо, я согласен, - ответил Блажко, - но у меня одно условие.
- Какое еще условие? - побагровел
Греков. - Ты, что о себе думаешь? Какие еще условия можешь нам ставить?
- Пусть выскажется, - остановил начальника штаба сдержанный полковник Колесник.
- Я прошу разрешения съездить на две недели в отпуск в Союз. - сказал Блажко.
- Нет вопросов, - сразу сменил тон Греков.
После отпуска подполковник Блажко А.А. вернулся в родной 177 отряд, который с мая 1988 года передислоцировался на аэродром г.Кабула и вел засадные действия против моджахедов в окрестностях столицы. Им же отряд был выведен из Афганистана. При этом, следует отметить, что отряду была доверена честь прикрывать выход командарма генерала Громова Б.В. За мужество и героизм, умелое руководство подразделениями отряда полковник Блажко А.А. был награждён тремя советскими боевыми орденами («Красного Знамени», и двумя «Красной Звезды»). Афганское правительство отметило мужество и заслуги советского комбата высшим военным орденом Красного Знамени ДРА.
Вспоминая Афганистан, Блажко отмечал, что все проведенные боевые операции были нестандартные и яркие. Тактика действий групп 177-го отряда складывалась исходя из особенностей рельефа и плотности населения провинции. Еще при майоре Поповиче начали проводить засады-однодневки. Перед наступлением темноты группа в составе 20 человек (норма загрузки двух Ми-8 в этой местности) десантировалась в район, в котором была отмечена или предполагалась активность ночных перемещений противника, на удалении 5 — 10 км от места предполагаемой засады, а с рассветом вертолетами или бронегруппой спецназовцы эвакуировалась в пункт постоянной дислокации. Следующим вечером другая группа той же самой роты вновь высаживалась, но только в другом месте.
Некомплект личного состава в ротах из-за ранений, болезней и прочих причин достигал 40-50% численности, и поэтому от роты могло работать не более двух групп попеременно. Одна с утра вернулась, вторая готовится к вечернему десантированию... В октябре 1984 года по тылам «духов» от Газни до Мукур-Газы и обратно (в общей сложности 200 км) прошла группа лейтенанта Павла Дмитриевича Кулева. Все разведчики были одеты в афганскую национальную одежду и умело использовали свое преимущество… Впоследствии это практиковали достаточно регулярно. Особых успехов в этом маскараде добились лейтенанты Евгений Линьков и Эдик Ибрагимов. Я запомнил один трехсуточный выход РГ № 220, под командованием Линькова, когда разведчики в национальной одежде на трофейном автомобиле провели разведку у кишлака Цопай и благополучно вернулись без потерь в часть.
Добрые воспоминания оставили о себе командиры рот: Миша Алексеев, Александр Алексеев, Капустин, Максимов, Деревянко, Бобылев, замполиты рот Феим Шарафутдинов, Игорь Хальзов, командиры групп Петр Ковальчук, Сергей Кантышев, сержанты Александр Загинайко, Дмитрий Поповский, Валентин Липов и другие. Орденом Красного Знамени были заслуженно награждены лейтенант Кольчус П.И., лейтенат Залуев А.Н., сержант Третьяков С.Н., рядовой Бондарь В.Н. Во многих славных боях участвовали разведчики, однако самой удачной и наиболее громкой операцией отряда оказалась по разгрому каравана в 204 вьючных животных.
А получалось, по слова Блажко, до банальности просто: один майор «с бодуна» перепутал маршрут полета досмотровой группы лейтенанта Деревянко. Они должны были лететь по одному, а он указал другой. Во время полета вертушки со спецназом вышли на Шутанское ущелье, обнаружив караван, десантировались и начали бой, сообщив об этом по связи. Клич был один: «Наших бьют!».
Собрались по тревоге все, вплоть до роты обеспечения. Выстроились на плацу экипированные для боя и ждали, пока комбат запрашивал КП ВВС на добро к вылету. Комэск Перфилов Владимир Алексеевич на свой страх и риск уже поднял первую пару в воздух под командованием замкомандира эскадрильи Петра Лещишина. После получения разрешения уже пара за парой вертолетчики стали подходить к месту боя. Практически вся эскадрилья работала в этом бою. Ми-24 встали в круг и били по ущелью, а вертушки с десантом садились одна за другой. Когда лейтенант Деревянко и вертолеты стали бить «духов», те начали разбегаться и прятаться, но шесть моджахедов разведчики все-таки нашли и взяли в плен.
Караван же под огнем разбрелся на отдельные стада по 40 и 60 голов. Вот к ним комбат и сажал группы с вертолетов. Спецназовцы сначала валили животных и снимали груз, а потом начали ловить верблюдов, ишаков и подводить их прямо к вертолетам для разгрузки. Тогда захватили очень много трофеев. Все крупное взяли с собой на борта, а то, что помельче подорвали на месте.
«И что характерно, - отмечал с гордостью Анатолий Андреевич, - в той операции с нашей стороны был только один раненый боец. Припоминаю, - продолжал он, - что во время боя мы грохнули какого-то голландца. Я не думаю, что он был специалистом, наверное, просто журналистом. В караване, кроме оружия, было очень много пропагандисткой литературы и других бумаг, но нам сначала это было совершенно не надо, и она была свалена в кучу на ЦБУ. А чуть позже к нам приехали особисты от советников и мне говорят: «Командир, дай покопаться». Покопались, нашли две исписанные тетради на фламанском языке, билеты на Пешавар, корешки счетов на проживание в гостинице и т.д..
Просят: «Отдай». Отдали, а они это оформили себе как результат, а потом ко мне прибежал наш контрразведчик и в крик: «Зачем ты отдал?», а я ему говорю, - Ты чего орешь, неделю лежали эти документы и никому не надо было, чего же ты не покопался там».
Второй момент. Когда начали разбирать и сортировать трофеи, то обнаружилось большое количество классного оружия. В частности, хорошие карабины в смазке. Тут, конечно, нас опередили летчики, которые перевозили груз. Они же охотники, и многое успели разворовать. К слову, вот такой характерный пример. В куче трофеев нашли много мешков с обувью и обмундированием. Начальник штаба Михайлов мне говорит: «Командир, большой мешок нашли с чешскими ботинками, с пластмассовой подошвой, а они почему-то все на правую ногу». Но я сразу сообразил, звоню командиру эскадрильи и говорю: «Вова, давай как-нибудь поделимся. У меня правые ботинки, а тебя наверняка есть левые…». Так по братски и порешили. Полбатальона потом одели в эту обувь…
Несколько строк о главном герое того боя лейтенанте Деревянко Артуре Валентиновиче.
У него редкое для украинской земли имя – Артур. Почему именно так нарекли мальчонку? Причина особенная. Отец Валентин Леонидович, служил срочную вместе с пареньком, которого звали Артур. Дружба была настолько велика, что Деревянко решил: будет сын – непременно назову Артуром.
Он с детства хотел стать летчиком. Так сказать, голубая мечта о голубом небе. И он таки с ним породнился. Только в руках стал держать не штурвал самолета, а лямки парашюта. Где-то в классе в восьмом твердо решил пойти в десантники. Мальчишеский порыв дополнялся рассудительностью взрослеющего парня, который стал основательно готовиться в училище. Во многом помог ему родной дядя. Он служил прапорщиком в кировоградской бригаде спецназначения, в которую после ДРА, пришел Артур. Александр Леонидович приводил парнишку в часть, рассказывал о подготовке бойцов в голубых беретах. Вместе выезжали в учебный центр, на десантирование.
У Артура в памяти отложилось многое. В том числе анекдотичное. Как-то во время прыжков один из неудачников зацепился парашютом за кроны деревьев. И повис прямо над военторговским ларьком. А вокруг никого. Так и проболтался бедняга пока не подоспели товарищи. Со стороны это выглядело смешно.
В жизни же часто не до улыбок. В этом Деревянко убеждался не раз. И когда стал курсантом КВОКУ, и тем более в Афганистане. Жизнь отрезвила, сорвала романтический налет со службы десантника.
Какой она представлялась ему раньше? Это бездонная голубизна в маковках раскрывшихся парашютов. Это разлетающийся на куски от хлесткого удара кирпич. Это восторженные глаза девушек, бросающих цветы к ногам марширующих на параде крепко сбитых парней в голубых беретах. Когда же приходишь служить, службу десантников видишь, точнее говоря, испытываешь по-другому. Это некоторый страх перед прыжком в заснеженную степь. Это осунувшиеся плечи, растертые лямками от рюкзака во время броска. Это вывихнутая при прыжке нога…
В ВДВ до сих пор бытует поговорка: «Десантник - три минуты орел, а все остальное время лошадь».
Артур Валентинович как раз из таких, кто, попав из романтизма в реальную жизнь, полюбил службу еще крепче. Только дело тут не только в одних чувствах. Он много работал над собой, усиленно занимался спортом. В основном волейболом. Стал кандидатом в мастера, выступал на чемпионате УССР. В училище начал заниматься по многим спортивным дисциплинам. Для общего развития. Так что после окончания КВОКУ в Афганистан ехал во многом сформировавшийся человек. Теперь смотрел не только с земли в небо, но и с неба на землю…
В Афганистан Деревянко попал спустя три месяца после окончания училища. Накануне, уже в ТуркВО в учебном полку спецназ, прошел специальную подготовку. Тогда-то и совершил свои первые пять прыжков с парашютом. Расставаясь с Чирчиком, на берегу ледяного Аккавака, молодые офицеры поклялись: «Встретимся у трех журавлей».
Служить направили в 15 бригаду спецназ в район Газни. Встретив молодого лейтенанта, майор начальник штаба был не особенно многословным: «Скоро сам во всем разберешься». По установившейся традиции первый месяц никуда не посылали. Как говорится, давали возможность акклиматизироваться. Но обстоятельства торопили, и недели через три с небольшим пришлось выходить на задание. Организовывали засаду. Сидели трое суток. Безрезультатно. Противник хитер. Он появляется в самый неожиданный момент и, наоборот, может не пойти там, где ты его давно поджидаешь. Так что надо быть наготове каждый час и даже каждую минуту.
- Бывало, к месту засады добирались двое-трое суток. - вспоминал Деревянко. – Представьте, чего это стоило при полной экипировке, да еще в местах, где зимой мороз под сорок, а летом под сорок жара. Плюс высокогорье с разреженным воздухом.
Сидеть в засаде – испытание особое. Днем, замаскировавшись, должен «умереть», чтобы себя ничем не выдать. Все передвижения исключительно ночью. И так столько времени, сколько нужно. А сколько - никто не знает. Пока враг не появится. Более половины всех засад оказывались безрезультатными. А что значит – результативные?
А.Блажко говорил так: «Если захвачен лишь один автомат и у нас все живы и здоровы – это хороший результат, если захватили много оружия и техники, имея при этом хоть одного раненого, - это плохой результат».
Каждый разбор боевых действий проводил вездесущий комбриг полковник Ю.Т.Старов. Его бригада имела зону ответственности в восемьсот километров по фронту и более двухсот пятидесяти в глубину, проходящую по горным перевалам афгано-пакистанской границы. И всюду комбриг был, как говорят, вовремя и в нужном месте. Только те, кто воевал в горах, могут понять, какие сложные задачи решались этой бригадой. Старов был талантливый командир, а также замечательный человек. «Берегите людей», - подчеркивал он постоянно. Это было его кредо.
Сколько раз ходил Деревянко с подчиненными на боевые задания? Цифра значения не имеет. У каждого своя судьба. Всем хочется жить. Всем страшно. Один раз живем. Рядом с Артуром погибло немало ребят, в том числе и однокурсников. Среди них - отважный спецназовец старший лейтенант Сергей Ковальчук, лейтенант Олег Злуницын, старший лейтенант Олег Севальнев. Последний по злой воле судьбы погиб в день своего рождения. А Сергея не стало ровно через два года после выпуска из училища…
Это было обычное патрулирование. Досмотровая группа №211 из 177 ооСпН вела воздушную разведку в районе 50 км севернее Газни. Нарушавшие тишину гор трудяги-вертолеты иллюминаторами всматривались в местность. Ничего настораживающего. Только десантники давно заметили: беду надо ждать тогда, когда ее, казалось бы, абсолютно ничего не предвещает. Это правило сработало и сейчас. Совершенно неожиданно вдали показался караван. Подлетели поближе, осмотрелись. Верблюдов, вроде бы, не так и много. Досмотровую группу решили высадить, чтобы преградить душманам путь. «Вертушки» вновь поднялись в небо. Надо уточнить, сколько всего навьюченых животных шли с территории Пакистана.
Первые минут двадцать спецназовцы огонь не открывали. Выжидали, что предпримет противник. Увидевшие их душманы, остановились. Они не знали, какими силами встали шурави на их пути. Тоже решили выждать, пока не спустится к ним в низину идущее слева и справа от каравана боевое охранение. Когда же поняли, что пробиваться придется с боем, начали стрелять.
Десантники отвечали меткими очередями. До этого сумели занять выгодные места. Тогда они еще не знали, что встали на пути одного из самых больших по тем временам караванов – в 204 верблюда… Что животные навьючены оружием. Что охранение составляло около 300 человек, а их горстка - семнадцать парней. Оставалось надеяться на самих себя, и лишь потом на подмогу, за которой умчались вертолетчики.
Бой шел уже минут сорок. Подтянувшиеся силы душманов пытались прорваться. Безуспешно. Живая стена из семнадцати десантников оказалась крепче, чем бетонная. Лейтенант Артур Деревянко умело руководил боем. «Вычислив» его, душманы подбирались все ближе и ближе. Один из них прицелился и…
Тот настоящий командир, кто бережет своего солдата. Тот настоящий солдат, кто бережет своего командира. Не примеры из книжки, а сама жизнь подвела бойцов к такому заключению. Так что, когда рядовой Владимир Бондарь увидел, что целятся в офицера, он резко оттолкнул его, а сам…. А сам попал под пули. Благо, что очередь прошлась по ногам. Тогда спас он не только командира, жертвуя собой. Тогда он, быть может, спас и остальных. Группа заняла позиции на склонах холма, плохо просматриваемого с двух наблюдательных пунктов моджахедов. Попытка подавить огневые точки десантников из ЗГУ, тоже не дала результата.
Артур вспоминал: «Наши позиции методично обстреливались крупнокалиберными пулеметами и зенитными установками. Справа по нам с высотки били две ЗГУ, а с левого фланга от кишлака по нам злобно долбил духовский ДШК. На головы непрерывно сыпались какие-то щепки и мелкие камни, свистел рикошет, но прямых попаданий, к счастью, не было. Горный гребень надежно защищал нас от огня. Четыре наших пулемета стреляли короткими очередями по группе душманов, пытавшихся помочь охране каравана спасти верблюдов, которых мы уже навалили несколько десятков. Все разведчики, сосредоточенно, как в тире, экономно расходуя патроны, стреляли по приближающейся массе туш с вьюками груза на спинах. Разведчики с правого наблюдательного пункта сообщили по радио, что караван огромен, его конца не видно. Все ущелье забито верблюдами. Я перешел на частоту 45200 и вызвал «Воздух». Рация ответила утвердительно. Я дал целеуказание. «Крокодилы» зашли в хвост каравана. Дым и пыль поглотили ущелье. А на нас шли и шли. Усилили огонь и начали окружать нас подразделения охраны каравана…»
Наконец-то, с неба пришло спасение. Но не в виде Божьей помощи. Это два вертолета МИ-8 доставили подкрепление. Через полтора часа после начала боя десантировалась и сходу вступила в бой группа бесстрашного лейтенанта Пучкова. С двух направлений спецназовцы разбили караван душманов наголову: «завалили» всех вьючных, захватив при этом огромную партию оружия. Во вьюках обнаружили четыре пусковые установки для реактивных снарядов, 998 реактивных снарядов, два миномета, три безоткатных орудия, два пулемета ДШК, более 1000 боеприпасов к тяжелому оружию и 206 тысяч боеприпасов к стрелковому оружию.
И все это в немалой степени благодаря тем, первым семнадцати-смельчакам. Не будет преувеличением сказать, что они стояли насмерть. Всех десантников представили к наградам.
Война, помимо боев, побед и поражений, гибели людей, – это еще, в определенной степени, канцелярская работа, и даже бухгалтерия. Это составление приказов и распоряжений, подготовка различных донесений и сведений. Это, наконец, и написание представлений к наградам. Как во всякой канцелярщине, тут существуют свои законы, тонкости и, разумеется, неточности и ошибки. От многих приходилось слышать, что из-за всего этого люди, представленные к одним наградам, получали другие, поскромнее, а то и вовсе оставались без них. Поставят вместо слова «организовал» более расплывчатое «участвовал», и совсем другой вывод напрашивался. И кто в этом виноват: то ли писарская душа, то ли бездушие иных представлявших, боявшихся, чтобы не слишком высоко наградили человека?
В истории с Деревянко произошло нечто подобное. Лейтенант в конце концов за тот бой был отмечен Красной Звездой.
Но впереди были новые бои и новые награды. За уничтожение банды из восьмидесяти человек, которая обстреляла их, выполнявших патрулирование на вертолетах, был награжден вторым орденом.
Третий орден Красной Звезды лейтенант получил за бой, проходивший в особой обстановке. Накануне группа старшего лейтенанта Сергея Сабельникова вышла на досмотр местности. Наткнулась на караван в 80 верблюдов. Пока преследовали, три четверти каравана смогли скрыться во встретившемся на его пути кишлаке. И лишь «хвост» – в двадцать животных – удалось «обрубить». Вот тогда-то пришлось ввести дополнительные силы. В их составе оказался и Артур со своими подчиненными. Бой длился около четырех часов. Врага разбили. Трофейного оружия было не счесть.
Четвертая награда - орден Красного Знамени - нашла Деревянко после операции «Барьер». Тогда наши перекрывали афгано-пакистанскую границу. То была задача особой сложности. Их подразделению определили для охраны участок более десяти километров по фронту. Именно здесь, по данным разведки, должен был двигаться караван. Время шло, а его все не было и не было.Странно. Решили на всякий случай проверить мелкосопочник. Туда-то и направили группу, в которую входил со своим подразделением лейтенант Деревянко. Двигаются – и на тебе: в узком русле, выходя из-за крутого поворота, наталкиваются на душманов. До них каких-то метров 80, почти лоб в лоб!
Но войне побеждает не только тот, кто метко стреляет, но и тот, кто, не растерявшись, первым открывает огонь. Офицерам и его бойцам удалось это сделать быстрее противника. Этим и вызвали в его рядах панику. Ну а дальше - дело решительности и меткого огня…
Старший лейтенант Деревянко пробыл в Афганистане без малого два года. Он уже ходил на родной земле, более того – по родному городу Кировограду, а его боевые друзья были еще там. Они уходили в феврале 1989 года, как и положено разведчикам последними. Артур помнит те телевизионные кадры, когда в скором будущем командующий войсками Киевского военного округа шел по мосту, соединяющему нас с Афганистаном.
На последнем БТРе, у боевого Знамени, сидел старший лейтенант Алексей Сергачев. В КВОКУ они учились в одной роте. Увидел он и других своих однокурсников-старших лейтенантов Павла Кольчуса, Петра Мухаровского, Андрея Лубенца. Иных же может видеть лишь на фотографии… В последний день войны погиб старший лейтенант Олег Матаков...
После Афгана Деревянко попал в родной город. В ту часть спецназа, в которой служил его дядя и в которую он прибегал еще школьником. Но действительность расстроила, ему должности – командира роты – не нашлось. Почти год трудился то на одном, то на другом месте. И замполитом подразделения пришлось быть, до ликвидации политорганов, и даже начальником службы. Можно понять состояние боевого офицера, вынужденного мыкаться по разным должностям. Пожалуй, не каждый вот так, как Деревянко, безропотно выполнял бы временную работу. Весь этот год он ходил и выбивал себе роту. Артур не напоминал о своих четырех орденах. А ведь их у него больше, чем у кого – либо в части. Пожалуй, даже в Киевском округе, того времени, таких офицеров-орденоносцев - единицы.
А что он сам о себе думает?
- Чем я лучше других? - совершенно искренне рассуждал Деревянко.
- Подумаешь, ордена… Разве их количеством определяется человек? Вместе со мной служат офицеры, которые не хуже меня. Имею в виду не только «афганцев.
- Я же прошу одного-дайте роту! Я хочу работать!
Страшно, когда не помнят о павших. Вдвойне страшнее, когда забывают о живых. А ведь забывают. Факты на этот счет, увы, имеются. И фраза «Я вас в Афганистан не посылал» слышится не так уж редко… Черствея к человеку, в конце концов черствеешь к Отечеству.
Нелегко было устоять и перед славой. Когда тебя приглашали в высокие президиумы, на всякого рода мероприятия, в трудовые коллективы. Когда выбирали на Всеармейское офицерское собрание в Москву. Деревянко, конечно, чувствовал повышенное к себе внимание. Не случайно именно его фамилия, одна из немногих, прозвучала в докладе командующего войсками округа Б.В.Громова на торжественном собрании для участников парада в честь 72-й годовщины Октября. Повышенное внимание льстило самолюбию. Вот и на парад в числе немногих послали именно его.
С развалом могучей армии и началом укрепления «братских» отношений со вчерашними вероятными противниками НАТО и США, изменилась служба и у Деревянко. По приказу министра обороны Украины он попадает в группу офицеров, выезжающих по обмену опытом в вооруженные силы США. Тогдашний начальник генштаба Украины генерал-полковник Лопата выбрал молодого офицера из большой группы кандидатов, имеющих высокие звания полковников.
- Пусть едет молодой, за ним будущее!
Некоторое время майор Деревянко восстанавливал свои знания английского языка, полученные в КВОКУ, а затем одиннадцать месяцев учился в престижном командно-штабном колледже морской пехоты США в штате Виржиния (военно-морская база Квантико), где порой делился с офицерами других армий своим боевым опытом по борьбе с терроризмом, а также частенько шокировал местных обывателей своей советской десантной формой – голубой тельняшкой и беретом.
По возвращении на родину Артур был назначен начальником оперативного отдела штаба миссии ООН в бывшей Югославии (юго-восточная Славония), в городе Вуковар. Казалось бы, впереди у офицера большое интересное будущее… Но завершил свою офицерскую карьеру подполковник Деревянко неожиданно, после реформирования кировоградской бригады в 50 учебный центр специальной подготовки Южного оперативного командования ВС Украины в мае 2000 года он уволился в запас.
И было ему на тот момент тридцать пять лет от роду. Такая судьба постигла тогда не только его. До сих пор удивляюсь как легко и бездумно кадровики министерства обороны Украины «избавились» от лучших офицеров-разведчиков армейского спецназа В.Горатенкова, Н.Пархоменко, В.Воронина и многих других. В этот психологически трудный и судьбоносный момент в Кировограде на областной конференции афганцев Артур встретился с боевыми побратимами. Молодому подполковнику запаса, бывшему замкомбригу, протянул руку помощи бывший десантник С.В.Червонопиский. Украинский Союз ветеранов Афганистана направил энергию, знания и умения Деревянко в нужное ветеранскому движению - русло. В настоящее время Артур опять на «передовой», хотя и не в армии. Он помощник председателя государственного комитета Украины по делам ветеранов, отстаивает права боевых товарищей в мирной жизни. Его можно часто увидеть за рубежом: то он в Париже, то в Берлине… Короче говоря, осознанная жизнь продолжается. А армию все же вспоминает с ностальгией. Как-то он сказал: «Снится мне по ночам служба. Видимо, душа-то осталась в строю…».
Говорят, счастливо складывается жизнь у тех, кто получил имя в чью-то честь. Может, оно действительно так. Только смелость, мужество, героизм с именем не даются. В жизни все это добывается трудом, потом, кровью. Как у Деревянко…Да, непростая это штука-слава. Хорошо, что Деревянко понял это без опозданий. Двое сыновей носят его фамилию, и это здорово…
В составе 177 ооСПН служили многие заслуженные и героические люди, хочется не забыть никого, но обо всех не расскажешь… А вот забыть капитана Бекоева Павла Викторовича, старших лейтенантов Севальнева Олега Витальевича, Таривердиева Карена Микаэлович невозможно…
Последний, например, Карен (сын известного советского композитора М.Таривердиева) отлично воевал и был награжден двумя орденами Красной Звезды.
Начав взрослую жизнь студентом философского факультета МГУ, он внезапно для родителей очутился в девятой роте РВДКУ, а затем в Афганистане. Его имя занесено в исторический формуляр части по итогам захвата так называемой «блуждающей» залповой установки.
Блуждающая реактивная установка залпового огня нам досаждала. Так же, как и разведчики, она вела одноночные действия. Выйдет ночью на дальность полета эрэсов, даст залп и к рассвету спрячется где-нибудь в кишлачной зоне или в горах. Информации о ее базировании не было никакой, огневые позиции она меняла постоянно, и пока наши артиллеристы 191 мотострелкового полка, расположенного вместе с отрядом, придут в себя, да начнут ответный огонь, расчет пусковой установки мятежников уже далеко.
Как произошел ее захват, рассказал сам Таривердиев: «25 ноября я получил задачу на проведение засады в горах к юго-востоку от Газни. Моя разведгруппа № 212 в составе 16 человек (включая меня и моего заместителя прапорщика Зюханова) от первой роты с двумя радиотелеграфистами группы связи и двумя минерами должна была десантироваться посадочным способом из двух вертолетов Ми-8 в ущелье, пересечь узкий горный хребет, отделяющий нашу провинцию от провинции Гардез, которая тоже входила в сферу ответственности нашего батальона, и провести засаду в восточных предгорьях этого хребта.
Первоначально предполагалось выбрать площадку десантирования в восточных предгорьях севернее района засады, чтобы движение группы осуществлялось по более ровной местности и было более безопасным. Однако решили десантироваться именно в ущелье в самом центре горного массива, чтобы скрыть место посадки от возможного наблюдения противника.
Летчики от перспективы подобной посадки были, конечно, не в восторге, но мне, пользуясь хорошими отношениями с командиром ведущего экипажа, удалось уговорить их провести полет и сесть именно так, как хотелось нам, а не было предписано инструкциями штаба ВВС. Полет проходил на предельно малой высоте — 2-3 метра над землей, и при входе (точнее, влете) в ущелье летчики не поднялись над горами, а по-прежнему продолжали держать ту же высоту. Я, признаться, сам испугался, когда увидел, что мы крадемся по дну ущелья, слева и справа от нас поднимаются каменистые склоны, а ущелье далеко не прямое. Причем скорость движения около 140 км в час. Однако в 1985 году с нами взаимодействовала такая эскадрилья вертолетчиков, пилоты которой действительно могли летать «на бревне», и наш полет прошел удачно, хотя один раз мы все-таки зацепили какой-то камень колесом. При нашей скорости и при том, что я весь полет удивлялся, как винт нашего вертолета вмещается между склонами, ощущение было не из приятных.
Высадились мы в сумерках и с наступлением темноты двинулись на восток. Шли по руслам сухих ручьев. Риск, конечно, был, и не малый. Выслать боковое охранение было невозможно: не из кого. Кроме того, при движении по ровной местности боковой дозор двигается с той же скоростью, что и основная группа, а попробуйте двигаться так по горному хребту!
Кое-какие меры безопасности при движении мы, конечно, принимали. С этой целью выслали головной дозор, участки местности, вызывающие подозрение, осматривались, но движение было организовано с целью обеспечения скорейшего выхода в район проведения засады, а не с целью обеспечения максимальной безопасности. Расчет оказался правильным, и часа через четыре мы достигли выхода на Гардезскую равнину.
Дорога, ведущая из кишлачной зоны к югу от Гардеза в глубь горного массива, в который мы десантировались, оказалась ненаезженной. Карты масштаба 1:10000 издания 1976 года, которыми мы пользовались, были весьма неточны, и такие неувязки у нас возникали постоянно».
Следует пояснить, что район засады выбирался по карте без предварительной рекогносцировки с воздуха, поэтому командир группы заранее обговорил в штабе отряда свое право изменить район засады, в разумных пределах, по обстановке. Подобное изменение считалось в порядке вещей, и если командир давал координаты своего местонахождения, не очень сильно отличающиеся от указанных в боевом приказе, ничего страшного в этом не было. Командиру группы на местности виднее, где действительно лучше организовать засаду.
«Дорога, на которую мы вышли,- продолжал Таривердиев, - «имела место быть». Однако в колее успела прорасти и завять трава (почему-то данная местность не была покрыта снегом, как в западных предгорьях). То есть этой дорогой не пользовались минимум лето и осень. Было маловероятно, что именно в ночь, когда мы вышли на засаду, ею воспользуются. Поэтому, я, расположив группу в боевом порядке, посчитал необходимым выслать дополнительный разведдозор в составе из трех человек во главе с сержантом Алышановым, с тем, чтобы они все-таки определили, есть ли на этом участке дорога, которая действительно используется для движения с востока на запад. Я был уверен, что такая дорога есть.
И подгруппа Алышанова такую дорогу обнаружила в нескольких километрах южнее. Когда сержант доложил мне о своей находке, я решил изменить место засады. Для начала, не трогая основные силы группы, я под охраной одного разведчика присоединился к Алышанову у обнаруженной дороги (на карте она не была обозначена) и, проверив его наблюдения, связался по Р-392 с прапорщиком Зюхановым, оставшимся с основными силами.
Зюханов организовал минирование старой дороги на всякий случай минами с суточным сроком самоликвидации — все-таки мы находились в районе, где проживали и мирные жители, а поэтому ставить минные поля без срока самоликвидации нам было категорически запрещено — и вывел группу в новое место.
Новое место представлялось для засады очень перспективным. Дорога была сильно накатана, причем, судя по следам, движение активно осуществлялось как из равнины в горы, так и в обратном направлении. Следы были свежие.
Так как мы не знали, откуда могут пойти мятежники, я решил разделить группу на две части. Группу из двенадцати человек с прапорщиком Зюхановым во главе я отправил ближе к горам с задачей расположиться на первой же удобной в тактическим отношении высоте над дорогой, по возможности, имея в секторе огня и выход из ущелья.
Сложность поиска такой высоты заключалась в том, чтобы она была расположена на достаточном удалении от ближайших горных вершин, заняв которые мятежники могли бы получить преимущество в случае обнаружения подгруппы Зюханова.
Сам же с оставшимися людьми и радиотелеграфистом расположился на равнине в сухом русле, тянущемся вдоль дороги на удалении 15—20 метров от нее.
В случае, если мятежники появятся из ущелья, подгруппа Зюханова пропускает головную машину, обстреливает все, что попадает в зону действительного огня АГС-17 и двух пулеметов ПК; моя подгруппа занимается головной машиной, открывая огонь с близкого расстояния. Если машины будут двигаться в обратном направлении, мы пропускаем на Зюханова столько машин, сколько успеет пройти мимо нас до открытия огня по головной машине. Сами же, по обстановке, расправляемся с тем противником, который оказался в пределах досягаемости нашего огня. В любом случае, головная или единственная машина (сколько их там ни будет) должна была припускаться для поражения средствами подгруппы, дальней по маршруту движения.
На случай неблагоприятного развития боя из-за численного преимущества противника были предусмотрены пути отхода. Я сразу же связался с центром боевого управления отряда и передал свои пожелания дежурной паре вертолетов огневой поддержки Ми-24.
Подлетное время «двадцатьчетверок» составляло 20 минут, а вопросы взаимодействия с ними и целеуказания в ночное время были отработаны заранее. Так что особого беспокойства по поводу неблагоприятного развития событий я не испытывал».
Главное было — не дать себя окружить превосходящим силам противника непосредственно на местах расположения подгрупп, но это было слишком маловероятным.
«В третьем часу ночи, - вспоминал Карен, - мы услышали шум тракторного двигателя, направляющегося из кишлачной зоны в горы. Наблюдатель, высланный от моей подгруппы вдоль дороги, доложил, что в тракторе находится шесть человек, все вооружены. Мер безопасности противник не предпринимал. Посты наблюдения не засекли посадки вертолетов, и нас в районе никто не ждал.
Я отдал приказ не обнаруживать себя. Сообщив прапорщику Зюханову сведения о противнике, с тем чтобы он заранее мог организовать огонь подгруппы, ориентируясь именно на такую цель, я поставил задачу группе наблюдать за окраиной кишлачной зоны — вдруг за трактором последуют еще какие-нибудь транспортные средства.
Зюханов выдвинул к подножью высоты несколько разведчиков, вооруженных автоматами с прибором бесшумной стрельбы. В случае, если бы им удалось быстро уничтожить мятежников внезапным огнем с близкого расстояния, то в дело включались бы пулеметчики, расположенные на тактическом гребне.
Нам очень не хотелось сразу же обнаруживать свое местонахождение огнем пулеметов, во-первых, потому что это было небезопасно и близко расположенные бандформирования могли предпринять меры по нашему поиску и уничтожению, а во-вторых, если бы засаду не удалось провести бесшумно, можно было рассчитывать в оставшиеся три часа темного времени дождаться еще и дополнительного «результата».
Автоматчикам удалось огнем ПБС уничтожить четверых мятежников в прицепе, пятый же успел скрыться. Кроме того, тяжело раненый водитель попытался выйти из зоны огня. Пришлось одному из пулеметчиков уничтожить его короткими очередями. То, что ПК дал несколько очередей, командира группы Таривердиева не очень смутило — в горах по ночам часто стреляли и на это противник мог и не обратить внимание, но то, что одному из охраны удалось скрыться, представляло опасность. Сбежал он в сторону кишлачной зоны, и в ближайшем же кишлаке, до которого от подгруппы было всего 1000— 1200 метров, поднял бы тревогу. Это грозило большими неприятностями.
На удачу нашим разведчикам вышла луна, и местность хорошо просматривалась в бинокли ночного видения. Достаточно удалившись от места гибели трактора, сбежавший почувствовал себя в безопасности и вышел на дорогу. О том, что между ним и ближайшим кишлаком расположена еще одна подгруппа, он не подозревал. Первоначально Таривердиев хотел приказать группе захвата взять его в плен, но в бинокль было хорошо видно, что в руках у него заряженный гранатомет и двигается он достаточно осторожно, готовый немедленно отреагировать на опасность. Как таковой задачи добыть пленного перед группой не ставилось, и Карен решил не рисковать. Спецназовцы уничтожили его из пистолета ПБ.
Удостоверившись, что все тихо и никакого движения в ближайших кишлаках и на дороге не происходит, Таривердиев разрешил Зюханову выслать с высоты досмотровую группу для осмотра трактора. Через некоторое время получил доклад, что в прицепе обнаружена двенадцатиствольная установка залпового огня. По тем временам это считался очень ценный результат. Держать группу разделенной в ожидании чего-нибудь еще было неразумно. Гораздо разумней было соединить все силы на высоте, занимаемой подгруппой прапорщика Зюханова, и организовать там круговую оборону на случай попытки мятежников отбить захваченную установку.
Разведчики установили на дороге мину-сюрприз, взрыв которой мог послужить для нас сигналом, что со стороны кишлачной зоны кто-то двигается, и отошли на высоту. Надо сказать, что время до рассвета оказалось достаточно беспокойным, так как со стороны ущелья явно прослушивалось какое-то движение. Но в поле зрения наблюдателей противник не попадал. По всей вероятности, пулеметные очереди все-таки не остались без внимания мятежников, находящихся в горах, и они суетились вокруг с целью выяснить обстановку. Командир группы категорически запретил открывать огонь без крайней на то необходимости, дабы не обозначить заранее позиций наших огневых точек. Установив связь с Центром, Карен доложил обстановку и свои выводы по ней. Дежурные вертолеты огневой поддержки были приведены в готовность № 1.
По-видимому, у противника в данный момент на этом участке не оказалось достаточных сил и решимости навязать разведчикам ночной бой. С их стороны это было явной ошибкой, так как с наступлением рассвета район сразу же был взят под патрулирование армейской авиацией. Летчики по просьбе командира отряда спецназа осуществили пуски ракет по окружающим группу высотам, откуда они могли подвергнуться обстрелу, и все стихло. Ввязываться в драку, при наличии у себя над головой четырех Ми-24, да еще двух Су-25, круживших над кишлачной зоной, на необорудованных заранее позициях, для мятежников было явным самоубийством, их командование это понимало.
Эвакуация группы из района засады прошла спокойно, если не считать того, что первая попытка поднять в воздух вертолет с трофеем спецназовцев на борту едва не закончилась плачевно. Подъемной силы у Ми-8 не хватило, и он упал на землю. К счастью, высота была небольшая, и никто не пострадал. Вторая попытка оказалась более успешной, и разведчики с захваченным «результатом» добрались до своего городка.
После доклада командующему армией установку через неделю затребовала Москва, куда она и была отправлена самолетом… Все разведчики были представлены для награждения орденами и медалями... И они ходили героями… Вскоре Карен Таривердиев подорвался на минном поле… После госпиталя до развала Союза служил в Старом Крыму, а затем вернулся в Москву, где некоторое время работал на телевидение. Обострение болезни, развившейся после ранения конечностей, привело к тяжелой инвалидности.
Гордостью 177 отряда был и капитан Бекоев П.В., командовавший ротой спецназ. «Скромный в быту и неудержимый в бою» – так отзывались о нем его командиры и подчиненные.
Он был любимым и долгожданным ребенком в семье. Его отец Виктор Дмитриевич и мать Ирина Владимировна очень гордились своим сыном, который продолжил семейную традицию, и стал профессиональным военным. Рассуждая с сегодняшних позиций, наверное, трудно понять, почему главный хирург Группы советских войск в Германии полковник медицинской службы Бекоев, - «не порадел родному человечку?». Я думаю, для него было бы не сложно забрать сына – офицера в престижную группу войск. Ему бы это ничего не стоило… А сын пошел в десант и три года доблестно воевал в спецназе ГРУ в Афганистане! Их сын, их кровиночка погиб и посмертно был представлен к Званию Героя Советского Союза! Но высшей наградой для Павла Бекоева оказалась Вечная Память сослуживцев.
Бекоев, прибывший из 154 отряда на должность командира 3 роты в 177 ооСпН первое время был чужаком. Он, по выражению офицеров, был «пиджаком», то есть он не заканчивал нормального офицерского училища, а стал лейтенантом на военной кафедре Минского радиоинститута, однако боевых качеств, необходимых спецназовцу, у него отнять было нельзя. Бекоев успешно командовал группой в Джелалабадском 154 отряде, потом там же был выдвинут на должность заместителя командира роты. Воевал грамотно и смело.
«Недалеко от Джелалабада пехота должна была окружить «зеленку». Но до этого ночью в горы вышел спецназ. Приближение брони жители кишлака услышали издалека. «Духи» сели в автобус и поехали к горам. Но здесь уже были разведчики. Завязался бой. - рассказывал бывший командир роты 334 отряда А.Кистень, - Пехота же, по обыкновению, окружила пустой кишлак и прочесала его, ничего там не найдя. Я хорошо запомнил, что в том бою особо отличилась группа Павла Бекоева, из 154 отряда. «Духов» зажали в овраге, а Бекоев и сержант по фамилии Сержант со своими бойцами обошли их и сверху забросали гранатами. В результате в овраге осталось восемнадцать «борцов за веру». У джелалабадцев даже не было раненых. Для нас это был очень показательный бой. Как на картинке. Однако он оставил ошибочное ощущение легкости этой войны».
За этой же легкостью, скрывалось настоящее мастерство офицера и боевая отвага, которую ценили на войне.
Новый комбат 177-го Алексей Попович, выпускник разведфакультета Киевского ВОКУ 1974 года, был очень доволен, получив командиром третьей роты такого опытного офицера. Он к нему прислушивался с первого дня, поскольку нельзя было не доверять опыту Бекоева, который к тому времени служил в Афганистане уже второй срок, т. е. воевал больше трех лет. И, кстати сказать, уже тогда имел два ордена Красного Знамени и орден Красной Звезды, а такие награды заслужить было очень сложно.
«Непросто Павел вписался в коллектив. Некоторые командиры видели в его самобытности вздорность характера. Для Бекоева не было авторитетов, он был совершенно неудержим в боевой деятельности, - вспоминал майор Владимир Волош. - Его имя постоянно находилось на устах сослуживцев. Кто говорил о нем с восторгом, а кто завидовал его многочисленным удачам, которых было много. Помню, 17 октября 1985 года он со своей ротой без потерь разгромил опорный узел душманов в районе Парзубай. 10 декабря 1985 года десантировался в 60 км западнее Ургун, выдержал четырехчасовой бой и захватил 9 ПЗРК, 2 ДШК, большое количество боевприпасов. 14 января 1986 года капитан Бекоев с двумя бойцами вступил в бой с 26 «духами» и победил. Ровно через месяц, 14 февраля, Павел во главе отряда из 32 человек десантировался из вертолетов в районе Лой-Мана. После трехчасового боя уничтожил пять складов «духов» Успехи роты, которой командовал П.В.Бекоев, во многом определялись его личным мужеством и хорошим знанием своих подчиненных, с которыми он делил и скромный палаточный быт, и постоянный риск боя. Он был очень честолюбив и храбр».
Помимо организационно-кадровых изменений, укрепивших подразделения специального назначения, большую роль в повышении их боевых возможностей сыграло и то, что каждой бригаде и отрядам спецназ придали авиацию.
Пожалуй, ни о ком «афганцы» ни говорят с таким почтением, как о вертолетчиках. Есть их за что почитать, перед кем преклоняться. Спецназовцы о них много рассказывали. О Герое Советского Союза майоре Майданове, который отчаянно летал на боевые вместе с разведчиками 15 бригады спецназ. Он любил бесстрашных спецназовцев и они ему платили тем же. Эта любовь была на всю жизнь. Свою смерть командир авиаполка полковник Николай Майданов встретил 29 января 2000 года в Чечне, спасая группу российского спецназа, попавшую в окружение.
О майоре Стригине, который не оставил работающий на одном двигателе вертолет и сумел доставить его на базу. Разведчики с теплотой вспоминали случай, когда на одном вертолете удалось вывести с поля боя не десять, а двадцать четыре человека…
В Джелалабаде боевую деятельность спецназа обеспечивал 335 отдельный боевой вертолетный полк. В Газни придавалась 239 отдельная вертолетная эскадрилья (12 транспортных вертолетов Ми-8 и 8 вертолетов огневой поддержки Ми-24), аэродром которой, как об этом уже писалось, находился недалеко от отряда. Наличие своей авиации сразу же самым благоприятным образом сказалось на мобильности и результативности разведывательно-боевой деятельности спецназа. Разведчики в основном перестали «привязывать» свои выходы к собственным бронегруппам, поэтому радиус действий подразделений увеличился до 150—180 километров.
В условиях сильно пересеченной местности и чрезвычайной плотности минирования, которую применяли «духи» в этом районе, поход «брони» даже километров на 50—60 от ППД можно было смело приравнивать к подвигу. Так что в этих условиях добрые отношения с «воздухом» были нам просто необходимы. На склоне горы, рядом с ППД 177 отряда, хорошо читаемые сверху, из камней были выложены слова: «Слава ВВС!». Так десантники приветствовали своих друзей-летчиков.
Отличными коллегами и помощниками, поставляющими достоверную информацию, были офицеры оперативной агентурной группы ГРУ «Ургун». Эта группа из четырех офицеров сидела за многие сотни километров от ближайших советских частей в крайне скудных условиях, но работала отлично. Начальник разведки отряда Игорь Ящишин высоко оценивал их вклад в общее дело: «Наши разведчики практически ни разу не возвращались пустыми, если вылетали на реализацию данных «Ургуна». С начала декабря 1985 и в течение полугода 1986 года все основные наши успехи были связаны с провинцией Ургун и, соответственно, с информацией, которую нам предоставляли наши агентурщики. И это при том, что наша «броня» в Ургунское ущелье не ходила. В тот район, расположенный в непосредственной близости от границы между Афганистаном и Пакистаном, за девять лет войны, по-моему, ни разу и армейская операция не доходила, не говоря уже о нашей ничтожной (по пехотным понятиям) бронегруппе в семь—восемь БМП и БТР. Большее количество боевых машин мы, как правило, разом не выставляли. Поэтому можно с полным основанием говорить о том, что своим удачам в этот период войны мы были обязаны агентурщикам из Ургуна и вертолетчикам из Газни.»
Весь декабрь 1985 года наши разведгруппы довольно успешно били на Ургуне «духовские» караваны. Особо результативными оказались засады в ущелье севернее города Ургун, которые провела 1 рота под командованием капитана Степанова, и засада 3 роты капитана Бекоева в районе крепости Гумалькалай — крайней по расстоянию точки, куда могли долететь наши вертолеты.
В первом случае разведчики захватили около 60 стволов стрелкового оружия, несколько безоткатных орудий, один ДШК и даже автомобиль ЗИЛ-130, набитый артснарядами и РСами.
А в районе крепости Гумалькалай, помимо всякого прочего добра, удалось захватить и несколько китайских ПЗРК «Стрела», что, по тем временам само по себе считалось выдающимся результатом. Впоследствии агентурщики рассказали, что в той засаде был застрелен и американский советник.
В Ургунских горах боевики чувствовали себя полноправными хозяевами. Наших частей в том районе не было, афганская армия и Царандой, если где-то там и дислоцировались, то вели себя крайне смирно и в горы не совались. Ближе нас к этому району находилась только гардезская 56 десантно-штурмовая бригада. Но у них были свои задачи.
У «духов» там царила тишь, гладь и Божья благодать. Наши агентурщики каким-то чудесным образом сумели составить подробнейшую карту расположения банд в этом районе и определить, где располагаются их склады с оружием и боеприпасами. Сами склады, по полученной информации, находились вне населенных пунктов, но, как правило, в тактической близости от них, что для спецназовцев было удобно. Поэтому можно было предположить, что в близлежащих кишлаках располагались на зиму крупные «духовские» отряды, готовые быстро оказать помощь отрядам охраны складов.
Командование отряда довольно долго обдумывало способ, как бы их нейтрализовать. Вопрос этот был серьезный, потому что использование бронегруппы, по описанным выше причинам, исключалось, а одним бомбоштурмовым ударом подход резервов противника, как известно, не предотвратить. Тем более, что в этой части Афганистана горы сплошь лесистые, причем хвойных пород, а значит, на зиму не опадающие, и это обстоятельство сильно ограничивало возможность наблюдения с воздуха за перемещениями на земле.
В феврале 1986 года обязанности начальника разведки отряда исполнял К.М.Таривердиев, который вспоминал: «Наш командир батальона майор Попович решил рискнуть. Не последнюю роль в его решении сыграл командир третьей роты Павел Бекоев. В вопросе о проведении серии налетов на Ургунские склады голос командира третьей роты имел большой вес. Впрочем, к этому времени капитан Бекоев сумел практически доказать свое умение совершать успешные налеты и засады.
В качестве первоочередной цели комбат выбрал склад оружия и боеприпасов, расположенный в горах, километрах шестидесяти юго-западнее Гардеза. От Газни до цели расстояние было вдвое большим, и мы рассчитывали использовать гардезский аэродром, как аэродром подскока, или как аэродром ожидания, если можно так выразиться. По нашему плану, транспортные вертушки, десантировав наш отряд в район склада, не возвращались на свой аэродром в Газни, а должны были сесть в Гардезе. Таким образом, в течение пятнадцати—двадцати минут они могли вернуться в район проведения налета и эвакуировать нас оттуда. Склад располагался неподалеку от селения Лой-Мана, в котором вполне могли оказаться «духовские» резервы. По нашим сведениям, численность охраны была сокращена с шестидесяти человек до пятнадцати. 239 вертолетная эскадрилья могла выделить нам для этой операции только шесть Ми-8мт. Число вертолетов и определило наш боевой состав - 60 человек, по десять на каждый борт.
На всю операцию отводилось не более одного часа с момента десантирования отряда. Мы надеялись, что за это время «духи» не успеют собрать и подтянуть достаточно сил, чтобы оказать успешное сопротивление нам. Десантирование предполагалось произвести на ровную площадку у подножья гор, которая находилась в непосредственной близости от склада. У летчиков были сомнения в ее пригодности, так как заказанная нами аэрофотосъемка местности ничего путного нам не дала, так как весь район предстоящих действий был сильно занесен снегом, поэтому аэрофотоснимок к нормальной работе был мало пригоден. Мы рассчитывали, что снежный покров не превышает 10—15 см и не слишком затруднит движение, однако в реальности он составлял около 50 см и сильно повлиял на наши действия на конечном этапе операции.
Возможный огонь зенитных средств (ДШК и ЗГУ) планировалось подавить с воздуха, но все-таки наибольшие надежды мы возлагали на внезапность нападения и скоротечность боя».
Командир 15 бригады спецназ подполковник В.М.Бабушкин согласовал со штабом 40 армии вопрос о том, чтобы, если возникнет необходимость и бой затянется, то разведотряду на помощь выдвинулась 56 дшбр в полном составе. При неблагоприятном развитии событий спецназовцам пришлось бы держаться в окружении не менее 10—12 часов, а это было чревато непредсказуемыми потерями с нашей стороны. Оперативная агентурная группа предоставила в распоряжение спецназовцев афганца-проводника, знающего местность и расположение огневых точек.
Налет был осуществлен 14 февраля. На первом этапе все шло согласно плану. Охрана не ожидала нападения, зенитные средства не были подготовлены к немедленному открытию огня, и после короткого бомбоштурмового удара Су-25 и Ми-24 все шесть «восьмерок» удачно десантировали спецназ на площадку приземления.
Прыгать пришлось из положения зависания с высоты метр-полтора, может чуть больше, но тут нам помог глубокий снег. Кроме того, место десантирования было скрыто от «духов» плотной снежной пеленой, поднятой винтами вертолетов. Разведчики оказались на небольшой площадке, в нескольких десятках метров от подножья гор. Поначалу по ним никто не стрелял, и отряд довольно организованно сумел подняться к складу.
На месте выяснилось, что территория склада представляет из себя несколько одиночных строений, разбросанных в полном беспорядке на ограниченной площади. Довольно быстро и без потерь удалось захватить их все, кроме одного.
Метод захвата был предельно прост: подгруппа обеспечения открывала по домикам ураганный огонь с расстояния 30—50 метров, под ее прикрытием к домикам подбирались два—три разведчика. Как только они занимали безопасное положение в «мертвой зоне» у стен, огонь по окнам и дверям прекращался, подгруппа нападения вставала с земли и забрасывала домик гранатами через окно. Такого воздействия на противника оказалось вполне достаточно, чтобы полностью подавить сопротивление.
Настораживало только то, что ничего особо существенного внутри этих строений найти не удавалось, и вначале показалось, что никакого большого склада здесь нет, и всю эту операцию затеяли зря. Правда, наводчик заранее предупреждал нас о том, что не знает точно, в каком именно месте расположен основной склад, так как в районе его расположения ему бывать приходилось, а в хранилище — нет.
Но тут из одного домика попытался сбежать молоденький парень, на вид лет пятнадцати. Оружия у него не было, и прапорщик Вербитский быстро его поймал. Бача был сильно испуган, и после пары профилактических затрещин немедленно согласился отвести разведчиков к искомому складу.
Выяснилось, что основное хранилище представляет собой странного вида строение из трех стен на обратном скате большого холма. Основные силы роты просто проскочили мимо него, не придав этому строению большого значения. Роль тыльной стены выполняла гора, т.е. есть домик был заглублен вовнутрь скалы так, что наружу торчало только что-то вроде предбанника.
Первоначально около него осталось одно отделение солдат из роты капитана Бекоева, а все остальные пробежали мимо. Это строение было единственным местом, откуда разведчикам было оказано сопротивление. Частично подавить его удалось только после того, как кто-то из солдат, забрался на крышу и спустил во внутрь несколько гранат через трубу дымохода. Ворвавшись в «предбанник», спецназовцы поняли, что попали в какую-то искусственно сделанную пещеру, потому что вглубь горы вел небольшой кривой коридор. За коридором находилось еще одно помещение, куда и отошли «духи» из «предбанника».
Выкурить их оттуда оказалось очень затруднительно, потому что они активно обстреливали выход из коридора. Пользуясь тем, что коридор оказался не прямолинейным, а имел поворот, за которым можно было находиться в относительной безопасности, спецназовцы начали закатывать в дальнюю пещеру ручные гранаты. Причем не бросать их, а именно закатывать, высунув руку из-за угла, катали их по полу, туда, где засели «духи».
Судя по гулкому звуку взрывов, пещера была внушительных размеров. Вскоре кто-то заметил, что обороняющиеся прекратили обстреливать выход из коридора, и несколько солдат осторожно проникли в пещеру. «Духов» в ней не оказалось, а в тыльной стене спецназовцы нашли вход в еще один коридор, который вел еще дальше вглубь горы. Сунувшийся в этот очередной коридор солдат тут же попал под автоматную очередь, выпущенную почти в упор. То, что он остался цел и невредим — везение высшей категории. «Духам», видимо, отступать было уже некуда, и они засели в том коридоре накрепко. Чего там было понастроено или прорыто дальше, разведчики так и не узнали, потому что дальше продвинуться им не удалось. Впрочем, как показали дальнейшие события, в этом и не было никакой необходимости. Бойцы не ожидали, что придется воевать в пещерах, поэтому ни у кого не оказалось с собой элементарного фонарика. Вся вышеописанная суета происходила при свете зажженных спичек или зажигалок. Кто-то догадался использовать в качестве осветительного прибора сигнальный пиропатрон с факелом. И вот тут-то при осмотре пещеры, разведчики обнаружили стеллажы с двухкилограммовыми упаковками пластида американского производства. И было его там по меньшей мере несколько тонн. Кроме того, по углам в беспорядке были свалены противопехотные мины «Клеймор» направленного действия, несколько десятков противотанковых итальянских Т8-6.1 и тому подобные «мелочи». Впрочем, если бы пластид сдетонировал от разрыва наших гранат, то наличие или отсутствие прочих мин уже не имело бы никакого значения. Надо сказать, что «духи» решили ответить разведчикам тем же и катнули несколько гранат в их сторону, но делать им это было неудобно, и гранаты разорвались за углом второго коридора. Один наш автоматчик остался в коридоре блокировать боевиков, а остальные принялись лихорадочно вытаскивать свои трофеи из пещеры.
«Поначалу мы попытались вытащить и пластид, но быстро сообразили, что с собой его в таком количестве не утащишь. – отмечал Таривердиев, - Поэтому брали только стрелковое оружие, по несколько экземпляров мин в качестве образцов и всякую прочую мелочь, казавшуюся полезной. К примеру, удалось добыть две коротковолновые радиостанции китайского производства. Связисты утверждали, что эти радиостанции имели не менее 5 тысяч километров дальности связи, а по ширине диапазона превосходили наши радиостанции раза в полтора. Впоследствии мы отправили их «наверх» для изучения".
К этому времени ситуация принимала неблагоприятный поворот — противник все-таки сумел организоваться и занял господствующие высоты, то есть оседлал или начал оседлывать тактический гребень выше отряда. Поначалу огонь был не очень плотным и прицельным, но «духи» довольно быстро наращивали плотность огня. У них с каждой минутой прибавлялось огневых точек.
Павел Бекоев опасался подобного развития событий, но предотвратить его все равно не мог из-за малочисленности отряда. Однако еще в самом начале боя рота Бекоева, составлявшая костяк отряда, поднялась выше по склону и захватила горное орудие на подготовленной огневой позиции. Орудие было самым тщательным образом замаскировано от наблюдения с воздуха и развернуто в сторону той самой площадки, которую рота Бекоева использовала для приземления. Во время первого бомбоштурмового удара эта позиция ничуть не пострадала. Однако когда 3 рота добралась до него, выяснилось, что расчет на позиции отсутствует. Можно представить, во что могла превратиться наша операция, если бы орудие в момент зависания вертолетов для выброски отряда оказалось бы в готовности к открытию огня. Кроме этого, солдаты Бекоева уничтожили и расчет ЗГУ, который смог добежать до своей зенитной установки, но так и не успел открыть огонь.
Сейчас можно предполагать, что площадка, на которую высаживались, была заранее пристреляна, и если бы расчеты успели вовремя занять свои места по боевому расписанию, десантникам пришлось более чем туго. В этом отношении Павел Бекоев, больше всех рассчитывающий на успех внезапности и твердо уверенный, что спецназовцам удастся подавить противника прежде, чем он успеет развернуться к бою, оказался совершенно прав.
К сожалению, спецназовцы потратили слишком много времени на поиск склада и выкуривание из него охраны. В конце концов сообразили, что с «духами» можно поступить значительно проще, чем пытаться проникнуть вглубь пещеры: нужно просто поставить заряд, установленный на неизвлекаемость, прямо на стеллаж с пластидом. Наши саперы, во главе с лейтенантом Сергеем Кантышевым, быстро создали этот заряд из трофейного же пластида и дали ему получасовое замедление. Что именно получилось в результате взрыва нескольких тонн пластида в пещере, можно себе представить и без дополнительных объяснений.
Однако все это заняло время, и операция затянулась почти на полчаса сверх запланированного. Поэтому, несмотря на самую активную поддержку с воздуха, которую разведчикам оказывали пары Ми-24, сменявшие над разведчиками друг друга, без потерь все-таки не обошлось.
Самым уязвимым местом плана операции было то, что эвакуироваться приходилось с того же самого места, на которое и десантировались. Другой площадки для посадки вертолетов поблизости просто не было. «Духи», тоже неплохо разбиравшиеся в военном деле, довольно быстро это поняли и попытались воспользоваться данным обстоятельством с максимальной для себя выгодой. Еще до того, как за отрядом прилетели военно-транспортные вертолеты, подтянувшиеся «духи» успели организовать весьма действенный огонь из безоткатного орудия, позицию которого спецназовцы никак не могли определить. Возможно, эта позиция была подготовлена заранее, но разведчики пропустили ее во время первой, самой благоприятной для них фазы боя. А, может быть, эту безоткатку приволок с собой резервный отряд противника, благо весит она не так много. Как бы то ни было, она доставила множество хлопот. Из-за нее «восьмерки» долгое время не могли зайти на посадку. Вертолет на земле представляет собой идеальную мишень для стрельбы. Пока разведчики Бекоева теряли время, противник усиливал огонь своих стрелковых средств.
Безоткатку, в итоге, подавили вертолеты огневой поддержки, но отходить к «восьмеркам» после выполнения боевой задачи бойцам пришлось уже по совершенно простреливаемой местности. Кроме того, снежный покров на площадке эвакуации, как уже говорилось, составлял около 50 сантиметров. Это затрудняло передвижение, при этом отходили разведчики сильно нагруженные своими трофеями. На счастье, если можно так сказать в этой ситуации, только два бойца получили тяжелые ранения. Их сразил огонь противника буквально у самых трапов вертолетов. Корпуса вертолетов также были довольно сильно изрешечены пулями и осколками, хотя вертолетчикам удалось избежать потерь.
Эта операция была признана успешной и стала одной из самых «красивых» операций 177 отряда, проведенных той зимой. Имя капитана Бекоева гремело на весь спецназ!
«Газнийцы» еще несколько раз придерживались подобной схемы нападения на склады оружия и боеприпасов, причем делали это не без успеха. Но в итоге командование бригады и штаб армии (в лице заместителя начальника штаба 40 армии полковника Симонова, отвечавшего за наши действия) посчитали, что успех налетов на Ургунские склады каждый раз находится, что называется, «на острие бритвы» и прекратили подобную деятельность.
Череда громких побед притупила у личного состава чувство опасности и необходимое уважение к противнику. И тут вновь на первый план выступила личность и особенности характера Павла Бекоева. Это особенно продемонстрировал его последний бой.
18 марта 1986 года в штаб батальона пришла информация о том, что в кишлаке Сахибхан, расположенном около 60 километров южнее Газни, находится небольшая банда «духов», сопровождающая французского советника. Были ли в Афганистане советники из Франции или все это только слухи, до сих пор точно неизвестно, но в тот день подобная информация подействовала на решительного Бекоева как красная тряпка на быка.
Кишлак Сахибхан находился на территории провинции Газни, то есть не был отделен от нашего ППД непроходимыми для техники горными хребтами. Наверное, это и сыграло роковую роль в быстром планировании этой операции.
Около полудня рота Бекоева была поднята по тревоге и загрузилась в вертолеты, причем, не взяв с собой ни тяжелого вооружения, ни достаточного количества боеприпасов, ни даже теплых вещей на случай, если придется ночевать в поле. А ведь в марте здесь лежал снег, и ночами держалась устойчивая отрицательная температура. При этом Бекоев посчитал, что весь налет займет не более двух часов, а день был относительно теплый, и казалось излишним запасаться чем-либо на случай непредвиденных обстоятельств. К тому времени, после удачных налетов на Ургун, в которых Павел Бекоев принял самое непосредственное, а зачастую, основное участие, его авторитет у командования нашего батальона был непререкаем.
Первая рота спецназ тоже была поднята по тревоге и получила приказ выдвинуться в район Сахибхана сводной бронегруппой из пяти БМП-2 и двух БТР-70, приданных из 2 роты. В их задачу входило добраться до района боевых действий третьей роты и забрать ее оттуда после успешного выполнения боевой задачи.
Формально в боевом приказе указывалось, что бронегруппа должна поддержать Бекоева огнем в случае возникновения такой необходимости, но этому пункту никто никакого значения не придал. Была уверенность в победе. Во всяком случае, Бекоев посадил свою роту на вертолеты и улетел задолго до того, как боевые машины вышли из парка. В любом случае, «броня» первой и второй роты могла прийти в район боевых действий не ранее, чем через три часа после того, как третья рота уже начнет бой. Кроме того, в отличие от налетов на ургунские склады, третья рота изначально лезла в населенный пункт, чего на Ургуне разведчики тщательно избегали, и опыта ведения боевых действий на улицах сравнительно большого кишлака на тот момент они не имели.
Приблизительно к 15 часам рота Бекоева, в течение двух с половиной часов безрезультатно прочесывавшая кишлак, внутри которого ей первоначально не было оказано ни малейшего сопротивления, вышла на его окраину, противоположную от площадки своего десантирования. Там находилась большая крепость, одной своей стороной выходившая на последнюю улицу кишлака. Уже не рассчитывая найти противника и посчитав свой вылет безрезультатным, Бекоев успел запросить, чтобы его эвакуировали вертолетами, так как еще оставалось светлое время, а наша «броня» с черепашьей скоростью по-прежнему месила глубокую грязь на подходе к цели. Капитан Степанов, командовавший бронегруппой, даже успел предположить, что с минуты на минуту последует команда возвращаться в ППД, а они еще даже в окрестностях Сахибхана появиться не успели. Это обстоятельство, помнится, его сильно раздражало.
И в этот момент из крепости по роте Бекоева был открыт огонь. Сразу же появились убитые и раненые. Услышав об этом в эфире, «броня» увеличила скорость до максимальной, но прибыла в район боя уже к шапочному разбору.
Третья рота лежала в арыке на окраине кишлака, ведя беспорядочный огонь по крепости из стрелкового оружия. Дистанция между этим арыком и ближней стеной крепости была около 50—70 метров. Поэтому несколько Ми-24, круживших в воздухе, никак не могли нормально поддержать роту огнем из опасения попасть по своим.
«Броня» отряда развернулась в цепь, а разведчики первой и второй рот спешились. При этом получилось так, что развернулись они строго в тылу у третьей роты, и тоже не могли использовать все свои огневые средства по той же причине, что и вертолетчики.
Естественно, что «духи» из крепости открыли огонь и по подмоге. В итоге, пешие боевые порядки первой и третьей рот перемешались между собой, и всякое разумное управление огнем было потеряно. Ми-24 продолжали кружиться над ними, изредка давая залпы НУРСов, но, по большому счету, это была стрельба для очистки совести, потому что никакого целеуказания им никто не давал, а сами они разобраться в той суматохе, которая творилась на земле, были не в состоянии.
О последних минутах жизни Бекоева замполит майор Волош рассказал так:
«Бекоев, который не привык отступать, и чья личная храбрость поражала всех, все-таки решил штурмовать крепость. Действуя личным примером, он подобрался к ближней стене и через пролом влез вовнутрь. За ним последовали капитан Олег Севальнев, питерский парень, бывший суворовец, выпускник Благовещенского ВОКУ, который являлся командиром третьего взвода первой роты и один солдат из третьей роты. При этом, Севальнев, полез в крепость вместе с Бекоевым, несмотря на то, что его взвод, как и вся первая рота, имели задачу в первую очередь прикрывать действия третьей роты и оказывать ей огневую поддержку, а никак не участвовать в незапланированном штурме. В какой-то мере капитана Севальнева оправдывает то обстоятельство, что со дня на день ожидался приказ о его назначении на должность заместителя Бекоева, и он пошел за ним на смерть как за своим новым командиром. Впоследствии находившиеся рядом с ними солдаты третьей роты рассказывали, что Бекоев крикнул Севальневу: «Олег, пойдем! Мы вдвоем их там голыми руками задушим!».
Бекоев бесстрашно вылез на крышу крепости и побежал по ней, бросая во двор гранаты. «Духи» открыли огонь на звук шагов сквозь саманный потолок и ранили его в бедро. Бекоев упал во внутренний дворик и был добит автоматной очередью из окна. Севальневу удалось соскочить вниз, но помощи Бекоеву он оказать не успел, потому что его немедленно застрелили выстрелом в спину. Солдат, заскочивший в крепость вместе с ними, бросил гранаты, и сумел выбраться наружу и доложить о гибели обоих офицеров».
…Уже на отходе от окраины кишлака, когда из сахибханской крепости были извлечены трупы Бекоева и Севальнева, а сама крепость была развалена до основания со всеми теми, кто ее пытался защищать, одна из наших БМП открыла огонь во фланг передвигающейся группе из нескольких человек. В сгущавшихся сумерках их посчитали за противника, пытающегося выйти в наш тыл. Вскоре удалось разобраться, что это не «духи», а наше собственное отделение, выходившее из кишлака… В наступившей темноте бесстрашные летчики Газнийской эскадрильи все-таки посадили несколько вертолетов, которые забрали убитых, раненых и часть уцелевших солдат и офицеров третьей роты, кто оказался поблизости.
Но на этом бой для спецназа не закончился. «Духи» успели установить мины на пути отхода. Для этого было выбрано очень удачное место — единственный разрыв в длинном русле, напоминавшем противотанковый ров. Другого проезда через это русло не было. Бронегруппа еще на пути к Сахибхану с трудом нашла этот проезд, а теперь же, в темноте, противник успел скрытно установить там противотанковые мины. Ни собак, ни саперов с ними не было, поэтому пришлось преодолевать эту преграду на «авось». В результате, головная БМП подорвалась. Несколько человек, в том числе начальник разведки батальона Игорь Ящишин, замполит батальона Владимир Волош, замкомвзвода 1 роты сержант Алышанов получили контузии. В довершение всех бед после подрыва головной машины замыкающая БМП потеряла гусеницу и остановилась. Таким образом, вся бронегруппа на несколько часов оказалась наглухо запертой на узком участке земли. Причем машины стояли строго одна за другой, и никто не мог продвинуться ни на метр. Разумеется, это не осталось незамеченным противником, и в скором времени разведчики подверглись минометному обстрелу, к которому быстро присоединилось безоткатное орудие. Ночь была облачной, и никакой поддержки вертолеты десантникам оказать не могли. По счастью, обстрел был крайне неточным, и новых потерь в этой фазе боя не было. Только с рассветом колонне отряда удалось добраться до кандагарского шоссе, по которому уже более или менее нормально разведчики добрались до своего ППД.
Потери за операцию составили четыре человека убитыми (среди них два офицера — капитаны П.Бекоев и О.Севальнев, два солдата – рядовые С.Алхимов, В.Красильников), двадцать девять человек получили ранения различной степени тяжести. Подорвавшаяся БМП-2 была утеряна безвозвратно, хотя и удалось дотащить до ППД ее останки.
Такова была цена недооценки противника. Урок оказался горьким, но из него были сделаны правильные выводы. Подобных вольностей при планировании операций штаб бригады больше не позволял, и таких потерь впоследствии личный состав соединения уже не имел. Однако до конца той войны 177 отряд потерял убитыми еще три десятка героев.
И в качестве заключения я хочу привести слова боевого летчика, подполковника Юрия Владыкина, воевавшего с Павлом Бекоевым, они были написаны через сорок дней после его гибели:
«Появилась возможность кое-что записать для памяти. Говоря о летчиках, техниках, мы часто забываем, для чего вообще нужен их труд. А все, начиная от пробы вертолета и заканчивая нажатием на боевую кнопку, предназначено в итоге для обеспечения боевых действий десанта.
Несколько первых месяцев я причислял себя к людям необычной профессии, гордился, что принадлежу к особой группе – летчикам, о которых с давних пор ходит по земле добрая слава, которую они добыли в небе.
И все же, не очерняя летную рать, должен признаться, что те, кто десантируется, а потом бывает несколько суток под огнем, пробивается к рубежам, поставленным их командиром, должны обладать не меньшими, а лучшими, чем мы, качествами…
Только в слабеньких фильмах про войну смерть воспринимается как междометие, а порой как эффектная заставка. Видно, торопятся режиссеры, уповая на то, что о всех погибших по отдельности не расскажешь. Наяву же - кто-то сжимает гортань и с трудом подбирает слова перед прощальным троекратным залпом. Видел это сам и чувствовал …
Покойный Паша Бекоев мне рассказывал о своих бойцах, с которыми вместе карабкался по горам, где даже без душманского огня было трудно. И я представил себе состояние человека, которому нужно в составе группы прочесать кишлак, пробираясь через лабиринты дувалов, где неожиданно может ударить в спину пулеметная очередь, и понял, что к этому привыкнуть невозможно.
Поэтому, наверное, летчики часто здороваются с солдатами спецназа, первыми подавая руку».
В Афганистане было принято 40 дней не занимать койку погибшего в бою. Такой был обычай, такая традиция. И сорок раз по сорок дней, и сорок раз по сорок сороков пусть проходит, но память о таких светлых сынах Родины как Бекоев должна храниться на всем ее пространстве.
177 отряд за годы афганской войны потерял погибшими 160 человек. Из них 18 человек были офицерами, 7 прапорщиками. Не вернулись из операций в свою часть трое разведчиков. 2 июля 1982 года пропал без вести сержант М.В.Ануфриев. 5 августа 1982 года в районе высоты 2862 н.п.Руха в бою пропал без вести рядовой Ю.А. Абдурашидов. 13 июля 1985 года пропал ефрейтор И.С.Гелетчак. Их тела найдены не были.
После вывода в мае 1988 года на территорию СССР штаба и двух батальонов 15 обрСпН, 177 ооСпН был задержан командующим армии в Афганистане и выполнял боевые задачи по периметру обороны города Кабула, дислоцируясь на его аэродроме. Последней колонной, в арьергарде, с командармом Громовым на броне, он вышел из Афганистана. Это была большая честь для 15 обрСпН и 177 ооСпН…
В этот последний день афганской войны, 15 февраля 1989 года, сложил голову последний военнослужащий отряда, командир группы спецназначения старший лейтенант Олег Борисович Матаков.
Афганское правительство отметило массовое мужество воинов этой части Почетным Красным Знаменем ЦК НДПА на бамбуковом древке.
ЦК ВЛКСМ наградил отряд Почетным Знаком ЦК ВЛКСМ «Воинская доблесть». После вывода из Афганистана батальон был переведен под Мурманск в поселок Тайболо, где размещалась до того часть ракетных войск стратегического назначения.
История этого периода, наверное, была бы достаточно смешной, если бы личному составу не было от этой передислокации так грустно. Их как бы проверяли на прочность, перебросив из азиатской жары и пыли в разряженный воздух Заполярья на снега и в стужу. Приехали они к новому месту дислокации ободранные и голодные. Эшелон продвигался медленно, и для того чтобы обеспечить свое существование офицеры и прапорщики продавали на полустанках свое обмундирование и имущество.
Вскоре Блажко передал командование отрядом майору Пимонову и убыл в Псков. Слабинкой нового командира оказалась выпивка. Он пил сам и своим примером способствовал коллективным пьянкам. Офицеры жили без семей и этот холостяцкий быт разрушающе давил на некогда сплоченный воинский коллектив.
Много хлопот в тот период доставил отряд псковскому комбригу. Но со временем все обустроилось, и при последнем командире отряда майоре Ю.Самсонове, это был уже полноценный отряд, готовый к боям и новым испытаниям.
Юрий Николаевич, уроженец Алтайского края, кавалер двух орденов Красной Звезды и медали «За боевые заслуги», человек непростой военной судьбы, выполнявший интернациональный долг в Афгане начальником штаба 154 ооСпН, нашел рычаги сплочения коллектива.
Сам заядлый спортсмен, имеющий шесть спортивных разрядов, бывший матрос погранвойск, выпускник знаменитого Тюменского инженерного командного училища, давшего спецназу многих хороших командиров, он на первое место по сплочению коллектива поставил спорт. Построил футбольное поле и до изнеможения тренировал личный состав. А как известно, в здоровом теле, здоровый дух!
Вскоре 177 отряд стал призером многих соревнований, а на ежегодном первенстве округа среди разведчастей стабильно занимал первые и вторые места.
А боевые испытания, они не заставили себя долго ждать...
На Северный Кавказ потянулись первые воинские эшелоны... Разведчики отряда опять окунулись в боевые испытания. Не остался в стороне и полковник Блажко. Став в феврале 1989 года заместителем командира бригады, он с 15.01.1995 г. по 29.03.1995 г. принимал участие в боевых действиях на территории Северо-Кавказского региона. В этот период сводный отряд бригады под его руководством наводил конституционный порядок на территории Чечни. Это тяжелое испытание военнослужащие бригады вынесли с честью. За период руководства полковником Блажко А.А. отряд не потерял ни одного человека убитыми. При этом выполнил все поставленные перед ним задачи. За умелое руководство частью, мужество и героизм, проявленные при ликвидации незаконных вооруженных формирований в Северо-Кавказском регионе, Блажко А.А. был награжден орденом «За военные заслуги».
С ноября 1997 полковник Блажко Анатолий Андреевич – командир бригады.
Имея богатый опыт ведения боевых действий, полковник Блажко А. А, постоянно делится им с командирами отрядов, дает практические советы, которые помогают командирам принимать единственно правильные решения.
Блажко говорит: «Когда я вспоминаю Афганистан, то время сглаживает из памяти все плохое, у меня остались только хорошие и добрые воспоминания. Благодаря же афганскому опыту, умению планировать разведывательно-боевую деятельность и боевую подготовку личного состава, мы смогли впоследствии быстро адаптироваться в Кавказском регионе».
В ходе реформирования российской армии почему-то (сознательно или по головотяпству) ликвидировались лучшие, заслуженные дивизии и полки. Наш 177 отряд, постигла участь 345 гв. отдельного парашютно-десантного полка, неожиданно тоже попавшего под сокращение. В 1997 году он был расформирован по приказу министра обороны РФ.
Как большую личную утрату переживал случившееся полковник Блажко, тем более, что через год ему пришлось за два дня формировать и направлять в район боевых действий сводный отряд бригады, который с ходу приступил к выполнению задач командования. В дальнейшем отряд, неоднократно меняя личный состав по замене, выполнял разведывательно- диверсионные задачи на территории Дагестана и Чеченской республики. При этом проявляя чудеса мужества, отвагу и героизм.
А с июля 1999 года по сентябрь 2000 года в бригаде были проведены организационно-штатные мероприятия с развертыванием до полного штата двух отдельных отрядов специального назначения.
Напрашивается вопрос: Стоило ли расформировывать 177 отряд?
Умелое руководство и настойчивость полковника Блажко А.А. позволили грамотно организовать учебный процесс и повседневную жизнедеятельность новых частей и подразделений бригады. В результате этого, программа боевой подготовки выполняется в максимальном объеме и с высокими показателями. При этом постоянно изучается, анализируется и внедряется в боевую учебу практический опыт, накопленный частями и подразделениями бригады в ходе участия в боевых действиях двух войн.
С августа 1999 года по 2003 год сводный отряд бригады принимал непрерывное участие в выполнении контртеррористических мероприятий на территории Северо-Кавказского региона.
В этот период личный состав отряда зарекомендовал себя только с положительной стороны.
Более 400 разведчиков были награждены государственными наградами. Четверо военнослужащих удостоены высокого звания - Герой Российской Федерации (посмертно).
Современная история наглядно продемонстрировала, что нынешняя молодежь достойно продолжает боевую славу отряда, которого уже нет.
Успокаивает в этой ситуации только одно, пока в строю остаются такие ветераны как Блажко, будут сохраняться и передаваться новым поколениям разведчиков боевые традиции 177 отряда, который навсегда останется для них эталоном высочайшего мужества и героизма!